Она ничего не ответила. Возможно, она не могла дышать. Бедняжка, должен признаться, что получал наслаждение от этих ее удушливых судорог, которые прервали наш короткий разговор. Но если я хочу насладиться ее смертью, она мне нужна живая. Я положил ладонь ей на лицо. Она втянула носом кровь и минимальную порцию воздуха. Точно, как я люблю.
В этот самый момент я бросил взгляд на часы и понял, что если я потороплюсь, то у меня будет достаточно времени, чтобы расплавить бронзу. Я заставлю Пустозвона помочь мне. Тогда все можно будет сделать намного быстрее. Но для этого надо, чтобы он подчинялся мне, а не пытался ломать замки.
Шлюха яростно фыркнула. Я продолжал крепко зажимать ей рот рукой. Она втягивала воздух, но я-то свое дело знаю.
Я ничего не предпринимал. Прошло около минуты, настолько я оказался очарован теми усилиями, которые она предприняла, чтобы дышать. Возможно, пройдут годы, прежде чем я смогу снова заняться этим. Организовать студию, найти подвал... Все это потребует много времени. Я снова посмотрел на часы.
– Выкрикни его имя. И все. Понятно? – а затем добавил угрозу, действующую на любого художника. – А то я выдавлю тебе глаза.
Я указательным и большим пальцами нажал ей на уголки глаз.
Она извивается, пытается вдохнуть побольше воздуха, закрывает глаза, старается сохранить зрение. Она обезумела от страха. Я это видел. Меня это устраивало, но я должен был спустить ее на землю. Я убрал пальцы с ее глаз и отнял руку от рта, чтобы она могла набрать в легкие достаточно воздуха, дать пищу крови и мозгу.
– Так лучше? Ты готова? Она кивнула.
– Только имя. Крикни «Рай» и все. Она снова кивнула. Умная девочка.
Я полностью убрал руку, и она закричала:
– Рай, беги!
Я готов был убить ее. Я потянулся к ее глазам, но остановился на полпути. Пустозвон бросил свои беспомощные попытки взломать дверь и побежал... Побежал к нам... Побежал под действием бессмысленного рыцарского порыва. Мне это понравилось. Очень приятно. Я снова убрал руку и прошептал:
– Давай, девочка, давай.
– Беги! – снова закричала Шлюха, предсказуемая, как заводная игрушка.
Такие крики действуют как магнит. Пустозвон мчался прямо на нас. Не останавливаясь! Я снова отпустил ее, и она закричала, только подстегивая его. Он мчался в темноту, слепой, как нищий в Бенгалии.
– Давай сюда, – прошептал я, вытаскивая пистолет. Я взвел курок, освободил руку, а Шлюха завизжала:
– Стой! Стой!
Она умоляла его от всей души. Самоотверженно, не так ли? Какое... самопожертвование.
Ее рот открылся еще шире, когда она закричала снова. Засунуть пистолет в это влажное теплое убежище не составляло никакого труда. Дуло так напоминает член, который она, скорее всего, так обожает.
А он все бежал и бежал. Я ясно его видел. Дикая, животная паника на его лице – отражение ее вульгарного страха. Его я чувствую через пистолет, по судорогам ее языка, десен, губ, глотки, гортанных звуков, исходящих из заткнутого рта.
– Стоять! – кричу я ему.
Пустозвон подчинился. Он увидел, что я засунул ей в рот металлический член своего пистолета. Ах, ее искривленные губы, охватившие стальное дуло. Думаю, у меня бы она так сосать не стала. Пустозвон поднял руки, словно мне нужен этот никчемный знак капитуляции. Мне нужна была всего лишь его помощь, и я ее получу. Он вылезет из штанов, желая следовать моим указаниям. Перед нами большие задачи, и они займут всю ночь. А когда все будет сделано, я улыбнусь заваленной шахте и даже не вспомню о ее теле, погребенном внутри. Я поприветствую рассвет, отмечающий первый день моей новой жизни.
Обжигающая боль в горле вернула Лорен к жизни. Пистолет. Она вспомнила, как дуло врезалось в рот и последующие судороги перед тем, как она потеряла сознание.
Штасслер поставил ее на ноги. По лицу бил дождь. Она чувствовала, что ее толкают. Мимо проплыли неясные, словно бормотание, слова, которые она не могла разобрать. И тут Рай обнял ее. Они пошли к строениям. Ее взгляд на влажную от дождя почву пустыни, на то, как напоминающие провода стебли растений пожирают влагу, запасаются ею на весь грядущий день. А вот Лорен было нечем запасаться. Она утратила все чувства, кроме голода и страха. Голод мучал ее, хотя она и представляла себе, как ей мучительно будет глотать.
Штасслер под дулом пистолета заставил их идти к сараю и включил свет. После длительной темноты она вынуждена зажмуриться.
Он погнал их к последнему стойлу слева, где с момента побега Керри осталась открытой дверь.
– Спускайтесь, – приказал Штасслер настолько спокойным голосом, что это раздражало. – Вас ждет работа. Если замешкаетесь хотя бы на секунду, я разделю вас.
Даже эту угрозу она едва услышала. Ей потребовалось время, чтобы понять смысл: не «Я убью вас», а «Я разделю вас». Именно это он и делал с другими. Именно это он и собирается сделать с ними.
Рай протянул руки и помог Лорен спуститься по лестнице. Она увидела клетку и задумалась о том, не собирается ли Штасслер засадить их туда после того, как они сделают ту работу, которую он имеет в виду. Затем она увидела стол с застежками из нержавеющей стали и потеряла всякую надежду. Штасслер указал на скелеты.
– Вы перенесете все это в литейку. А ну, пошевеливайтесь! Ни она, ни Рай не сказали ни слова. Лорен, пожалуй, и не могла, так как ее горло сильно саднило, а Рай, очевидно, был слишком поражен коллекцией мертвецов.
Затем он удивил ее тем, что повернулся к Штасслеру и сказал:
– Я вел репортажи о военных преступниках и убийцах. Ты из той же вонючей бочки, – Рай взглянул на скелеты и его глаза расширились, словно масштаб этой бойни был для него вызовом. – Что бы ты ни сделал – это не стоит того...