Когда Керри вышла на веранду, Штасслер крикнул от дверей литейки:
– Эй, соня, пора приниматься за работу!
– Иду!
Керри улыбнулась и сбежала по лестнице. Все подозрения улетучились, как утренний туман.
Штасслер, как и предупреждал прошлым вечером, уже разложил несколько основных форм Семейного планирования № 8 для восстановительных работ.
– И с дерьмом иногда сталкиваешься, – проворчал он, и Керри рассмеялась.
Очень странно было слышать такие слова от Эшли Штасслера. По большей части он казался таким чопорным, непомерно утонченным. Керри даже задумалась, не голубой ли он. Она не чувствовала в нем заметной у большинства мужчин сексуальной заинтересованности. Но ведь он в два раза старше ее. Если не считать некоторых знаменитых рок-звезд, такая разница в возрасте обычно ослабляла ее интерес к мужчине. Хотя случалось, что она находила некоторых сорокалетних мужчин привлекательными. Однако ни один из них не получил от нее более поцелуя, и то скорее из вежливости.
Штасслер объяснил, что этим утром им надо будет подготовить главные формы. Это означало, что им надо растопить воск, с его помощью покрыть тонким слоем поверхность формы, а потом подождать, пока он застынет.
– Это единственный случай, когда я пользуюсь воском, – объяснил он. – Я леплю в глине и пользуюсь альгинатом, чтобы получить дополнительную копию. Ее я использую для изготовления форм. Ни в коем случае не хочу рисковать самой скульптурой, – он посмотрел ей прямо в глаза. – альгинат – ключ ко всему. Только так можно произвести впечатление, – он взглянул на ведро с альгинатом, стоящее на скамье. – Это и делает мои работы столь оригинальными.
Она слышала про альгинат, зеленое вещество, которое дантисты используют, чтобы получить отпечаток зубов. Гадость, которая вечно вызывает тошноту.
– Что мне нравится в альгинате, – пояснял он, – так это то, что он улавливает все мелочи моей... скульптуры. Когда я заканчиваю работу, мне хочется, чтобы люди могли разглядеть даже поры на коже, как поднимаются мышцы или сухожилия. А для этого лучше материала не подберешь.
Керри понравились его слова. Все шло так, как она и мечтала. Работать рядом с мастером, который рассказывает о материалах, технике, искусстве, своем видении мира. Но это оказалось почти все, что он рассказал. Когда она попробовала растормошить его вопросами, он отделывался только коротенькими репликами.
После первого часа работа стала рутинной настолько, что Керри начала думать об отвлеченных вещах. И ее мысли сразу же вернулись к Джареду. Ей это сильно не понравилось. Она здесь с Эшли Штасслером, а думает о каком-то парне. Пора повзрослеть, девочка!
Но в час дня, когда Штасслер сказал, что они на сегодня закончили, у нее вырвалось «Неужели?», в котором слышалось больше удовольствия, чем ей того хотелось.
– Именно так. Завтра выходной. Я никогда не работаю по воскресеньям. Религия здесь ни при чем – просто правило.
Она кивнула.
– Можешь немного развлечься. А у меня есть чем заняться.
– Вы не хотите взглянуть на мои работы?
Штасслер даже не спросил о ее планах, и Керри начала нервничать из-за того, что привезла с собой работу. Но Лорен настаивала, чтобы с самого начала у них образовалась двусторонняя улица: ее работа, его опыт.
Но Штасслер отмахнулся, сказав:
– Не сегодня.
Если бы ее мысли на данный момент не были заняты Джаредом, то она бы, несомненно, почувствовала себя просто мусором.
Керри позвонила Джареду, как только оказалась дома. Тот ответил на первый же звонок, и они договорились о прогулке. «Для начала легкий маршрут, чтобы посмотреть, кто как ездит», – решила Керри.
После примерно часового подъема по не слишком крутому склону они поехали вдоль берега реки Оньон по широченному плато – гигантскому ранчо, которое было здесь, наверное, со дней борьбы за независимость. Весь день солнце играло с ними в прятки, а теперь прорвалось сквозь облака. Его свет казался бриллиантовым столбом, поднимавшимся от земли до самого неба. Справа сгрудились огромные валуны, и Керри с Джаредом полезли на них. Они ползали по камням, пока не нашли местечко, где можно спокойно устроиться.
Керри растянулась на спине, позволяя солнцу поджаривать ее голые ноги, а камню припекать спину и ягодицы.
Джаред сел рядом, достал длинный французский батон. Он отломил от него кусок и протянул ей вместе с куском сыра Горгонзола и яблоком.
– Как галантно, – засмеялась она.
– Еще не все.
На свет появилась бутылка «Пино Грижио».
– Это уж слишком. Но ты так не считаешь? – заметила она.
Ему понравилось, как она это сказала. Керри поняла это по его улыбке.
Они выпили за свою успешную прогулку, а потом Джаред сказал:
– И за тебя тоже.
И они выпили снова.
Вино ударило ей в голову. Керри почувствовала себя глупой и стала совсем не похожа на сорвиголову, которая держит ситуацию под контролем. Она все еще расслабленно лежала на камне, когда он поцеловал ее. Керри позволила ему это. Их губы открылись навстречу друг другу.
Все, что она сумела сделать в ответ, так это тоже поцеловать его. Никаких рук, запущенных в волосы или обхватывающих талию. Ничего лишнего. Керри была вполне удовлетворена тем, что целуется здесь на камнях, открывает глаза и видит солнце, чувствует запах его теплого тела, влажного после долгой гонки. Когда они только отправились в путь по шоссе, она позволила ему ехать впереди, и первые пятнадцать минут разглядывала крепкие мышцы. Такого она не видала уже давно. Но затем в ней проснулся дух соперничества. Она любила лидировать. Кто будет возражать, если нормальный парень будет наблюдать во всей красе твои ягодицы под плотно облегающими велосипедными штанами, когда ты приподнимаешься из седла, чтобы посильней крутить педали. Керри обошла Джареда. Его пристальный взгляд возбуждал ее. А сейчас она распалилась еще больше, когда почувствовала, что находится в его руках, чувствует вкус его губ, языка, ощущает его движения и отвечает ему тем же.